Современные рассуждения о деонтологизации журналистики выявляют противоречия этого вида деятельности, находящегося на пересечении полей политики и экономики. Профессии журналиста сегодня угрожают усиление влияния экономических факторов на журналистский труд, технологический прогресс, заставляющий журналиста работать все интенсивнее, и, наконец, распространение аудиовизуальных средств массовой информации, чья деятельность приводит к стиранию границ между массовой и так называемой серьезной прессой и тем самым к изменению форм дискуссий в обществе и общей структуры рынка мнений.
Озабоченность журналистов, работающих с новостями, проблемами «профессиональной деонтологизации» имеет давнюю историю и вряд ли случайна, так же как и существование непреодолимых преград для создания некоей совокупности правил, обязательных для данной профессии. Представляется, что это обусловлено двумя основными причинами. Первая, более или менее правомерная, состоит в настороженном отношении журналистов к политической власти и их приверженности принципу свободы печати. Вторая носит экономический характер и связана с тем, что пресса все больше подчиняется законам рынка: прибыль становится важнее, чем абстрактные этические или деонтологические соображения. Эта двойственность положения журналиста, зажатого между профессиональными идеалами и суровой действительностью, приводит к тому, что журналистика становится одной из тех немногочисленных профессий, которые вызывают полярно противоположные оценки со стороны общества.
Образ журналиста, с одной стороны, связан с престижной фигурой «известного репортера», который иногда платит жизнью за освещение конфликта, или же журналиста, проводящего собственное расследование и тем самым «служащего обществу», или известного политического обозревателя, критически обсуждающего высших должностных лиц государства; с другой стороны, существует образ продажного журналиста, пишущего хвалебные статьи, наживающегося на чужих несчастьях (их часто называют «собирателями падали») и на освещении частной жизни известных людей (так называемые paparazzis). Итак, журналист способен и на добро и на зло; нестабильность положения заставляет его тщательно взвешивать политические и экономические факторы.
Масс медиа, и в особенности аудиовизуальные средства информации, обладают сегодня значительной символической властью. Это проявляется в возможности формулировать те или ины проблемы, создавать явления силой слова, то есть навязывать массам определенное видение мира, что достигается их широким распространением и эффективностью влияния зрительных образов на широкую публику. Последствия журналистских публикаций стали настолько значительными, что пресса рассматривается в качестве главной ставки в политике, и это, в свою очередь, порождает многие проблемы журналистской профессии. Сегодня журналисты используют тему коррупции, в том числе и в работе прессы, для привлечения широкой читательской аудитории (очень часто еженедельные издания посвящают этому свою первую полосу). При этом сама профессия журналиста переживает острый кризис. Об этом свидетельствуют многие недавно вышедшие книги, имеющие критическую направленность и написанные журналистами об информации и ее извращении, а также о переменах, переживаемых сегодня этой профессией.
В некоторых из этих книг говорится о несоответствии между слабой базовой подготовкой журналистов и той властью, которая им принадлежит в силу широкого распространения их информации; другие разоблачают «медиакратию», навязывающую свои порядки; третьи, напротив, привлекают внимание к манипуляции журналистами со стороны властей (в качестве доказательства приводятся факты показа ложных захоронений в Тимишоаре и во время войны в Персидском заливе) или же различных специалистов в области средств массовой коммуникации, число которых резко увеличилось на протяжении последних двадцати лет; последние создают по заказу различных сил «готовые события» и «рекламные кампании», а потом измеряют их эффективность.
Эта проблема, затрагивающая многих журналистов, отражает двойственность позиции поля журналистики в поле власти; с одной стороны, она обладает большим влиянием (что позволяет некоторым наивно называть ее «четвертой властью»); с другой, — само это влияние способствует возникновению контроля за ее деятельностью со стороны экономического и политического поля и ставит поле журналистики в подчиненное положение. Перефразируя известное высказывание, многие социальные актеры, в особенности принадлежащие к господствующему классу, считают прессу слишком серьезным делом, чтобы доверять ее одним только журналистам.
Однако описанная выше ситуация не нова, поэтому нельзя объяснить только ее наличием рост числа критических выступлений в адрес людей, чья профессия связана с информацией. Автономия поля журналистики всегда находилась под угрозой, о чем свидетельствуют появившиеся уже с конца XIX в., с возникновением массовой прессы, многочисленные предостерегающие выступления, которые возобновлялись время от времени в связи с особыми обстоятельствами вроде цензуры во время войны, при которой журналисты становятся жертвами, или скандальных кампаний в прессе, в результате которых они оказываются в роли обвиняемых (с недавнего времени в связи с влиянием телевидения говорят о «телевизионном линчевании»). Несмотря на многочисленные усилия журналистов, направленные на профессионализацию, то есть на подчинение процесса производства информации лишь интеллектуальным и техническим требованиям, о чем свидетельствует, например, создание в конце XIX в. первой школы журналистики и распространения информации, а также появление уже в наше время специализированных учебных заведений, оказывается, что усилия журналистов, направленные на расширение их самостоятельности, сталкиваются, с одной стороны, с политическими требованиями работников прессы, которые, будучи частью политической борьбы в целом, имеют не только интеллектуальный характер; с другой стороны, они сталкиваются со все усиливающейся связью между масс медиа и реальными или мнимыми запросами публики, за счет чего и существуют масс медиа. Так или иначе, в зависимости от ситуации и имеющихся средств, журналисты обречены творить под политическим и/или экономическим давлением. Хотя и вчера, и сегодня попытки установления моральных норм практически неизбежно обречены на провал из-за силы внешнего давления и из-за слабости воли к их установлению со стороны журналистов, остается надежда на то, что деонтологический кодекс или редакционные хартии, создаваемые то там, то сям, могут быть интересны, по крайней мере в том отношении, что они указывают на основные недостатки и наиболее часто встречаемые проблемы в деятельности специалистов в области информации. Периодически появляющиеся размышления по поводу «журналистской этики» также дают дополнительные сведения о «заносах», вписанных в саму эту профессиональную деятельность, находящуюся на пересечении различных социальных миров.
Говоря о нашем времени, можно выделить три основных темы, вокруг которых идут дебаты о деонтологическом кодексе журналистов. Первая связана с обеспокоенностью журналистов относительно растущего влияния экономических факторов в области масс медиа, которые стали важным сектором инвестиций. Вторая тема затрагивает вопрос об ускорении темпа работы журналиста, вызванного усилением конкуренции и еще в большей степени быстротой современной техники коммуникации. Наконец, последняя тема касается сильного воздействия современных средств коммуникации (в особенности телевидения) на зрителей, что вызывает изменение соотношения между различными средствами информации и модифицирует логику и экономику того, что называется рынком политических и иных мнений.
История журналистики могла бы быть названа историей невозможной независимости, или, выражаясь в менее пессимистическом ключе, нескончаемой историей борьбы за независимость, все время подвергающейся опасности. Творчество журналиста всегда в значительной мере обусловлено общественными, в особенности политическими и экономическими, условиями. Можно было бы условно выделить два типа организации прессы: первый предполагает сильную зависимость прессы от государства и ее службу существующей власти (например, пресса при коммунистических режимах или телевидение во Франции в эпоху существования Организации радио и телевидения Франции); второй тип основан на принципе экономически рентабельного предприятия (к нему относится ежедневная французская пресса, а также телевизионная информация после начала приватизации). Практически не существует «большой прессы», представляющей информацию для широкой публики, которая исходила бы из чисто интеллектуальных соображений. Конкуренция, срочность, объем продаж, политические факторы — все это влияет на деятельность различных средств информации. Иначе говоря, если даже пресса не контролируется существующей властью, то это не означает полной свободы выражения для журналистов (да и по какому праву они должны иметь эту привилегию?).
На деятельность журналистов влияют и другие факторы, особенно те, которые обусловлены задачей обеспечения экономической рентабельности. Один редактор газеты из бывшей социалистической страны сказал по этому поводу: «Раньше я думал о том, нравится ли моя газета цензуре. После краха коммунизма я думаю лишь о том, будут ли мою газету покупать и будет ли она рентабельной». Политическая либерализация обычно сопровождается экономической, что приводит к возникновению новых проблем. Многие издания исчезли вместе с коммунизмом, а оставшиеся заплатили за свое выживание изменением содержания, которое не всегда было шагом вперед по мнению самих журналистов. Некоторые из них даже предпочли бы времена политической цензуры, неприкрытый характер которой вызывал ее всеобщее осуждение, а ее представителей в виде более или менее наивных чиновников можно было довольно просто обмануть.
Экономическая цензура, которая производит отбор в зависимости от действительных или предполагаемых ожиданий публики, гораздо более сурова и безжалостна. Она анонимна и многим кажется вполне законной: если газету не покупают или покупают мало, кто же виноват, если не журналисты, не способные заинтересовать своих читателей?
Главное противоречие поля журналистики состоит в том, что наибольее соответствующий нормам журналистики тип поведения далеко не всегда экономически выгоден. Журналист стремится в идеале к служению истине любой ценой, но он работает в газете, имеющей определенную цену и оказывается втянутым в экономическое предприятие с его собственными требованиями, не имеющими чисто духовного значения. Известно, что бульварная пресса (пресса «сточных канав», как говорят англичане) процветает и выходит огромными тиражами, в то время как так называемая «серьезная» пресса (то есть адресованная образованному меньшинству или определенным политизированным группам) постоянно борется за выживание именно по причине ограниченного числа потенциальных читателей. Законодательство, регулирующее деятельность журналистов, пытается ослабить это противоречие. В демократических странах законы, касающиеся прессы, решают две основные задачи: защиты свободы прессы от влияния со стороны политической власти (также предусмотрены меры наказания за злоупотребления со стороны прессы, особенно за клевету и вторжение в личную жизнь) и экономической поддержки прессы, основанной на признании важности журналистики для функционирования демократического общества. Приветствуется появление каждой новой газеты, какой бы она ни была, и всегда с сожалением говорят об исчезновении какой-либо газеты, видя в этом угрозу плюрализму.
Хотя в демократических странах журналистика практически независима от политической власти, но при этом она испытывает сегодня большое давление со стороны экономического поля. Точнее говоря, политическая власть над прессой действует посредством экономической. С одной стороны, газеты в их современном роскошном виде (с цветными фотографиями, с большим количеством страниц и т. д.) не могут выжить без рекламы (которая часто дает половину и даже более доходов), заказанной различными фирмами. Это создает угрозу того, что в случае снижения уровня экономической активности произойдет снижение доходов от рекламы, что осложнит финансовое положение газет (сегодня во Франции экономический кризис привел к тому, что все ежедневные парижские издания находятся в тяжелом положении из-за сокращения поступлений от рекламы).
Помимо общего влияния поля экономики на прессу существует еще давление отдельных фирм, особенно крупных, которое осуществляется через прекращение (или через угрозу прекращения) подачи рекламы в газету, опубликовавшую (или намеревающуюся опубликовать) статьи, вредные для фирмы. Но этот тип прямого давления на прессу, часто осуждаемый журналистами, маскирует другой, более жесткий, заключающийся в том, что газеты сами являются экономическими субъектами и, следовательно, подчиняются экономическим законам, а это часто приводит к противоречию с логикой производства информации.
История многих газет подтверждает факт влияния экономики на журналистику. Схематично это можно представить следующим образом: новое издание обычно создается небольшой группой журналистов, не имеющих средств (которым, следовательно, нечего терять) и желающих соответствовать идеалу профессионального журналиста, занимающих активную позицию и восстающих против компромиссов с властями и уступок публике, характерных для существующей прессы. В их планы входит прежде всего сообщение читателям истины любой ценой. То есть они делают газету, которую им самим интересно было бы читать. Редакция размещается где-нибудь на задворках в маленьком помещении и существует за счет бесплатного добровольного труда, энтузиазма нескольких редакторов, занимающихся буквально всем за мизерную зарплату. Потом некоторые газеты добиваются успеха (таких становится все меньше). Газета совершенствуется, растет количество журналистов, растет их оплата. Из газеты, занимающей активную позицию, рождается экономическая структура; происходит рутинизация ее деятельности. Необходимо брать кредиты в банках, увеличивать капитал, заниматься бухгалтерией и отдавать долги. Журналистика превращается в средство получения денег и делания карьеры. Количество проданных экземпляров становится важнейшим критерием. Содержание меняется либо постепенно, либо резко из-за противоречий между основателями газеты и подключившимися журналистами. Постепенно газета отходит от принципов чистой журналистики, что освобождает место для нового поколения журналистов. Часто эта эволюция сопровождается смещением политической ориентации вправо, от прекрасных утопий к холодному реализму, от газеты для активистов к газете для широкой публики, от серьезной к более поверхностной (во Франции можно привести в качестве примера такие еженедельные издания, как «Экспресс», «Нувель обсерватер», «Пуан», «Эвенмен дю жеди» или ежедневные «Либерасьон» и «Монд»). Итак, суть этого изменения состоит в возникновении новой зависимости, в которой оказываются журналисты в случае удачи их проекта. Сами структуры рождения и производства информации сильно модифицировались. На место малооплачиваемых редакторов-энтузиастов пришли молодые выпускники высших учебных заведений, мечтающие о карьере. Деятельность газеты зависит теперь не только от ее создателей, но и от все большего количества людей (акционеров, административного персонала, принятых на работу журналистов со стороны и т. д.), которые думают не только об идеях, лежащих в основе деятельности газеты, но и о ее экономическом процветании, от которого и зависит их доход. Произошло нечто вроде полной перемены мест: еженедельные издания политической направленности раньше публиковали мало рекламы и много статей, а теперь они превратились в роскошные рекламные каталоги, в которых с большим трудом можно найти небольшое число статей на политические темы. Газеты трансформировались в обычное предприятие, которое может быть куплено какой-нибудь финансовой группой с целью получения прибыли. Производство информации подчиняется отныне общей логике поля журналистики, а именно острой конкуренции и увеличению скорости создания информации.
Ко второй группе упомянутых выше проблем, о которых говорят работники крупных средств массовой информации (чей вес в поле журналистики играет решающую роль), относятся проблемы, связанные с самой работой журналистов, вызванные технологическим прогрессом, заставляющим центральные средства массовой информации работать все быстрее и давать все больше информации «с места событий» и в «прямом эфире». Тележурналисты не прекращают работать над новостями и должны быстро выбрать среди потока «картинок» со всего мира заслуживающие комментария события. Как выразился один тележурналист по поводу информационной программы Си-Эн-Эн: создавать новости, это значит «ставить камеры в местах расположения властных институтов и там, где что-то происходит». В конечном счете при таком подходе оказывается под вопросом весь стиль работы журналистов, поскольку на первый план выходит умение быстро реагировать на изменение ситуации и тотчас же дать свой комментарий. Но из-за возрастающей скорости получения информации журналисты попадают в трудную ситуацию: не имея возможности тщательно проанализировать ситуацию, они вынуждены прибегать к использованию готовых схем и объяснений, построенных на аналогии с прошлыми событиями. Журналисты, работающие в аудиовизуальных средствах массовой информации, скорее показывают, нежели комментируют событие, скорее представляют, нежели анализируют ту или иную информацию.
Небольшие студии, специализирующиеся на длительном (больше трех месяцев) изучении проблем, отличных от сиюминутных новостей, пытаются применить другой подход к работе журналиста. Однако и перед ними встает проблема продажи своих программ крупным средствам массовой информации. Крупных объединений прессы немного, и они конкурируют тем сильнее, чем больше ставка в экономическом соревновании. На телевидении не только развлекательные, но и информационные (новости, передачи о политике, тематические передачи) программы задумываются как средство для привлечения максимальной зрительской аудитории («части рынка»), которая будет смотреть рекламу до, во время и после каждой передачи. Доходы от рекламы должны компенсировать затраты на создание передачи, а они зависят от числа зрителей, которых эта передача привлекает. Таким образом, значительная часть деятельности журналиста обусловлена экономическими факторами, что отнюдь не способствует его творчеству.
Другое, не менее важное препятствие, состоит в том, что власть, которой обладают средства массовой коммуникации, породила за последние двадцать лет особую отрасль «стратегии коммуникации». Все большее количество социальных групп и институтов пытается «поймать» журналистов, оплачивая, иногда очень щедро, специалистов в области коммуникации, создающих «событие на заказ».
Эти специалисты придумывают для своих клиентов, чьи желания часто довольно наивны («мы хотим быть на первой странице», «покажите нас в новостях, «опубликуйте фотографию в газете», «организуйте пресс-конференцию и приведите десяток журналистов»), целые «события» и изощренные «медиа-планы» и измеряют с помощью специальных расчетов их эффективность в зависимости от типа масс медиа, рубрики, департамента и т. д. Но проблема не в том, действуют ли журналисты, руководствуясь личной симпатией или даже материальными интересами. Они без всякого злого умысла оказываются вовлечены в игру, которая для этого и существует; агентства по коммуникации делают часть работы, давая важную информацию для вечно спешащих журналистов, быстро переходящих от одного сюжета к другому. Настоящая проблема в другом: кто может себе позволить оплачивать этих специалистов, использовать их умения и присваивать, так сказать, «прибавочную символическую стоимость», производимую ими.
Подобная рационализация использования масс медиа и их влияния касается не только крупных фирм или центральных властей. Она распространяется на все сферы общества и все виды деятельности. Даже те, кто не может себе позволить оплатить услуги специальных агентств, пытаются более или менее удачно «фигурировать» в средствах массовой информации. Сегодня даже уличные демонстрации, за редким исключением, планируются с целью «быть показанными телевидением»: организаторы торгуются с силами правопорядка по поводу времени и места их проведения для того, чтобы демонстрацию показали в теленовостях; специалисты в области коммуникации, которые, кстати, часто — бывшие журналисты (так, в прошлом была журналистами примерно четверть «менеджеров по коммуникациям»), могут консультировать профсоюзных деятелей, которые, в свою очередь, пытаются заинтересовать журналистов в зависимости от предпочтений последних. Итак, было бы слишком просто говорить о журналистах как о «манипулируемых манипуляторах», поскольку «информация» или «событие» представляют собой сложные продукты коллективного взаимодействия, не всегда понятные самим журналистам. Возможно, что в процессе создания информации предпринимаются попытки манипулирования, которые известны журналистам, ими осуждаются, но не всегда возможно от них избавиться. Иногда это бывает активная манипуляция, с использованием «информации-зрелища», мнимых сенсаций, поддельных репортажей («одурачивание»), короче, всех тех рецептов, которые позволяют увеличить тираж еженедельников или количество телезрителей. Иногда это пассивная манипуляция, с постоянными попытками ввести журналистов в заблуждение (путем «подбрасывания» прессе материалов, приглашения журналистов на «мероприятия» и т. д.), что приводит к дальнейшему размыванию границы между «информацией» и «коммуникацией». Но обостренное внимание к попыткам манипулирования затмевает существование гораздо более сильной цензуры, которая действует даже тогда, когда журналист прислушивается, так сказать, только к своей совести профессионала.
Большая часть наблюдателей соглашается с тем, что растет удельный вес крупных средств массовой информации в создании информации и, следовательно, выделении определенных «общественных проблем». Говоря о недостатках работы журналистов, чаще всего имеют в виду телевидение, которое располагает самой большой аудиторией и, значит, наиболее интенсивно воздействует на политику. Для понимания важности этой эволюции необходимо оставить в стороне журналиста и его проблемы и проанализировать структуру поля журналистики. Его специфика во многом связана с принадлежностью к «массовому» рынку символических товаров, противоположному ограниченному рынку творческих личностей (людей искусства, ученых, писателей и т. д.), создающих свою продукцию, публикуемую в специализированных журналах или в книгах, выходящих небольшим тиражом, для узкого круга таких же людей творчества, которые являются еще и их конкурентами. Но это противопоставление «творцов» и «популяризаторов», иначе говоря, символических товаров, произведенных для удовлетворения внутреннего и внешнего интеллектуального спроса, существует в рамках самого поля массового распространения, особенно внутри поля журналистики, причем на всех совмещенных уровнях. Хотя крупные средства массовой информации производят в огромных количествах стандартные продукты, предназначенные для удовлетворения внешнего спроса, который может быть предсказан с помощью довольно сложных методик маркетинга и изучения аудитории, но не все они в одинаковой степени подчинены задаче привлечения любой ценой максимальной аудитории. В этом смысле печать в целом отличается от направленных на огромную аудиторию радиостанций и особенно телевидения: печать предполагает сам акт покупки и затрагивает определенную, с точки зрения географии (парижские ежедневные издания в этом плане противостоят местным) и социального положения (массовая пресса противостоит более политизированной и «образованной»), публику, в то время как телевидение и радио довольно просто проникают в каждый дом по всей стране, стараясь постепенно завоевать привязанность аудитории, что стало необходимым после широкого развития рекламной индустрии и особенно после приватизации некоторых каналов. Но даже большая зависимость телевидения от запросов аудитории и количества зрителей не стирает различий в степени важности этих факторов для каждого канала (полностью частный канал, например, «Первый канал французского телевидения», находится в принципиально ином положении по сравнению с общественным каналом, например, «Артэ»), причем эта степень меняется в зависимости от времени выхода в эфир (вечерние передачи даже на общественном телевидении оказываются в иной ситуации, чем ночные). Можно привести немало и других примеров.
Аналогичные различия наблюдаются и в деятельности печати. Некоторые издания, адресованные широкой публике (например, недавно появившиеся во Франции «Вуаси» или «Гала», издаваемые немецкой группой «Ганз»), практически полностью ориентированы на логику маркетинга, что лишает журналиста роли независимого творческого работника, поскольку спрос настолько хорошо изучен, что заранее известны все характеристики создаваемого продукта (некоторые из подобных газет, следуя этой логике, идут на нарушение закона о защите жизни в том случае, если есть читатели, готовые читать сплетни о жизни известных личностей, а прибыли превышают затраты на оплату исков потерпевших). Напротив, другие газеты, как, например, крупные парижские издания, стараются поддерживать свою репутацию и соблюдать дистанцию по отношению к сиюминутным запросам читателей, сохраняя при этом некоторые нерентабельные, с экономической точки зрения, виды журналистской деятельности (например, длительная разработка одной темы), которые обеспечивают «хороший имидж» газеты или демонстрируют ее отличия от конкурирующих средств массовой информации. В этих газетах, старающихся давать «серьезную» информацию, тенденция к независимости устойчива (это значит, что журналисты стремятся писать для других журналистов или, как они сами любят говорить, «для собственного удовольствия»), поэтому хороших доходов от рекламы и частных объявлений достаточно для того, чтобы журналисты забыли, что они вынуждены писать для читателя и что именно за счет него они живут. Эта двойственность проявляется в деятельности любой газеты, поскольку та или иная рубрика может предоставлять больше или меньше свободы в зависимости от особенностей издания. Существуют более специализированные рубрики (спорт, наука или сведения о бирже по сравнению с новостями или текущей политикой) и сюжеты, фигурирующие на первой странице и предназначенные для широкой публики. При этом массовые газеты иногда помещают на одной из страниц серьезные материалы, а так называемые «серьезные» газеты время от времени не стесняются выносить на первую страницу «завлекающие» материалы с целью поддержания или увеличения тиража.
Итак, невозможно говорить о всех журналистах сразу, хотя их деятельность имеет общие черты (большая или меньшая зависимость от читателей, высокий темп работы, необходимость писать на злободневные темы и т. д.). Рассуждения о «журналистике вообще» только мешают пониманию реального поля отношений, на которых она основана. В зависимости от места и специфики своей работы журналисты в той или иной степени близки к науке и интеллектуальным кругам, в различной степени экономические обстоятельства заставляют их добиваться максимального тиража; они могут быть более или менее компетентны в том, о чем они говорят, могут задумываться или нет об интеллектуалах, чьи мысли они популяризируют, и о коллегах-журналистах, являющихся еще и конкурентами. Поскольку журналистика представляет собой особую сферу интеллектуального труда, которая не может игнорировать собственную экономическую рентабельность, то понятно, почему каждая редакция и каждый журналист конкурируют с другими и мучительно пытаются совместить экономические требования со своей собственной политической позицией и задачами информации. Причем острота этих проблем зависит от того места, которое они занимают в журналистской сфере.
Основная сила, структурирующая поле журналистики, аналогична той, которая структурирует поле господствующего класса, и характеризуется таким же противоречием между интеллектуальным и экономическим полюсами, между долговременными духовными и сиюминутными экономическими задачами. Эти два полюса подчиняются собственным законам, несовместимым между собой; экономический успех противостоит интеллектуальному (первому присущ чисто материальный характер, он может быть быстро достижим, но непрочен, в то время как второй имеет скорее символический характер, требует значительного времени для признания со стороны коллег, но при этом он и более прочен). В качестве предприятия (в экономическом смысле), то есть интеллектуальной деятельности, испытывающей внешнее давление, поле журналистики предполагает постоянное примирение этих враждебных друг другу миров. Журналистика пытается действовать в поле господствующего класса, используя свои возможности распространения информации, разрушая границы (в чем она сама заинтересована), в особенности границы между экономическим и интеллектуальным полюсами, чье единство воплощено в двуликом существе «медиатического интеллектуала» (которого лучше было бы назвать «интеллектуалом для масс-медиа»). Экономический успех журналистского дела почти всегда воспринимается как успех журналистский, то есть интеллектуальный. Если большой тираж не всегда говорит о высоком уровне газеты, то маленький тираж, как правило, свидетельствует о неудаче журналистов.
Присущая полю журналистики власть распространяется и на другие социальные поля, что выражается, в частности, в создании известности лицам, принадлежащим скорее к экономике или политике, нежели интеллектуальному полю. Случается, что поле журналистики поднимает престиж тех, кто уже признан в своем кругу (например, беря интервью у лауреата Нобелевской премии) и чей статус не зависит от капризов масс медиа; однако оно способно само создавать знаменитостей, представляя широкой публике тех, чья известность связана только с их появлением в средствах массовой информации. Но этот тип популярности чаще всего является лишь слегка замаскированной формой коммерческой рекламы и требует от «интеллектуалов для масс медиа» постоянного сотрудничества с журналистами и, так сказать, борьбы против забвения. Это во многом объясняет постоянное стремление интеллектуалов для масс медиа к созданию «общественных проблем», то есть дела, которое можно отстаивать.
Власть поля медиа определять, кто важен, что важно и что нужно думать о важных людях и вещах, базируется на легитимности, выработанной поколениями журналистов. В самом деле два конкурирующих принципа регулируют сегодня легитимность журналистики, причем эта конкуренция основана как раз на двойственности журналистской деятельности, которая, как мы уже отмечали выше, является одновременно и интеллектуальной, и экономической. Существует два противоположных определения «хорошего журналиста». Хороший журналист — это прежде всего тот, кто пишет для газеты «Монд» или по крайней мере для «Либерасьон», или тот, кто руководствуется принципами, которым учат в школах журналистики (некоторые из которых, кстати, возглавляются бывшими журналистами «Монда»). Настоящий профессионал должен избегать двух крайностей, угрожающих независимости журналиста: политической пристрастности (нужно быть объективным, проверять полученную информацию и т. д.) и погони за тиражом любой ценой, свойственной для падких на скандалы газет (необходимо выделять важную информацию, не гнаться за сенсациями). Первый принцип легитимности, имеющий скорее интеллектуальное значение, воплотился в лице директора и основателя газеты «Монд» Юбера Бев-Мери, сурового по отношению к себе, своим сотрудникам (как гласит легенда, им мало платили) и к своим читателям (он не публиковал фотографии и, если верить легенде, требовал от журналистов «раздражающих» материалов). Он был непоколебим в том, что касалось этических принципов серьезности информации (он отвергал сенсации и больше всего заботился о точности публикуемых фактов). Эта моральная и интеллектуальная требовательность укрепила имидж газеты «Монд», которая стала образцом для высших кругов, но одновременно породила экономические трудности из-за узости слоя читателей, принадлежащих к определенным кругам общества. Создав оригинальную систему контроля экономической деятельности газеты самими журналистами (через общество редакторов) и тем самым в какой-то степени «нейтрализовав» влияние экономического фактора, ее основатель совсем не заботился о расширении редакции и об увеличении числа читателей. Хотя данный аспект деятельности газеты претерпел существенные изменения под воздействием экономических факторов, начиная с 1968 и особенно с 1986 года, заставивших устремиться на поиски новых читателей, общество редакторов сегодня состоит из сторонников концепции, выдвинутой Бев-Мери, и сторонников обновления газеты.
Иной принцип легитимности воплощен ведущим новостей «Первой программы французского телевидения», выходящей в восемь вечера, и в меньшей степени ведущим новостей «Второй программы французского телевидения». Он носит экономико-политический характер, хотя одновременно служит и образцом профессионализма. Новости на телевидении и радио должны быть серьезными, профессиональными, требовательными, безупречными, но в то же время они предназначены для большой аудитории. Поскольку радио и телевидение получают основные, если не все, доходы от коммерческой рекламы, то они в большей степени, нежели печать, подчиняются законам конкуренции. Телеи радиожурналисты, многие из которых тоже закончили журналистские школы, вынуждены стремиться к привлечению более многочисленной аудитории, используя с этой целью простой язык, эффектные образы и освещая темы, интересующие всех. Их власть базируется не на высоком уровне журналистского труда, поскольку эти средства массовой информации, как правило, используют уже поднятые в печати темы, но дополняют их звуковыми и изобразительными эффектами. Специфичность этой власти состоит в возможности влиять почти на все население, формировать общественное мнение и тем самым воздействовать на политику. Тот факт, что зрители смотрят данные передачи, рассматривается как свидетельство «вотума доверия» ей, а лучшими журналистами считаются те, кто привлекает максимальную аудиторию и тем самым как бы избирается зрителями, и следовательно, приносит наибольшую прибыль каналу (за счет рекламы).
Итак, если «Монд» имеет внутреннюю легитимацию, основанную на оценке профессионалов и подчиняющуюся логике интеллектуального поля, то у восьмичасовых новостей первого канала внешняя легитимация, основанная на мнениях зрителей и относящаяся к политическому полю. Однако их обоюдная принадлежность к делу создания информации, а потому и конкуренция между ними, не позволяет им игнорировать друг друга, несмотря на существенные различия в их деятельности. Известный телеведущий становится интересным объектом для прессы, склонной к выискиванию проявлений непрофессионализма, особенно тех, которые продиктованы заигрыванием с публикой. Журналисты «Монда» могут от своего лица выражать скепсис по поводу теленовостей, которые создаются, по их мнению, не «настоящими журналистами», а лишь «ведущими». Они могут даже отказаться от участия в подобных передачах (хотя такие отказы случаются все реже). Вместе с тем такое поведение немыслимо для главного редактора газеты, который должен заботиться о ее интересах и потому не может забыть о необходимости привлечения читателей. Члены же редколлегии обычно довольны, что информация, появившаяся в их газете, воспроизводится в телепередачах. В то же время они не могут игнорировать телевизионные сюжеты и не отражать их на страницах газеты, даже в том случае, если считают их совсем неинтересными. Подобное поведение объясняется тем, что передача новостей на телевидении производит сильное впечатление и привлекает большую аудиторию. В этом смысле она сама по себе уже является событием (правильнее было бы говорить о различных выпусках новостей на разных каналах, но особенности функционирования телевидения приводят к унификации, поэтому разные каналы показывают одни и те же сюжеты и часто в том же порядке).
Если различия между прессой для узкого круга и массовой возникли еще в конце XIX в. с возникновением дешевых изданий, то широкое распространение телевидения в последние 20 лет привело к радикальным изменениям в сфере создания информации и особенно в отношениях между упомянутыми выше типами прессы. Массовая пресса никогда не имела той легитимности, которой располагает сегодня телевидение, особенно с начала либерализации телевизионной информации и профессионализации труда тележурналистов, многие из которых раньше работали в прессе. Причем эта легитимность связана прежде всего с большим влиянием телевидения на потребителя информации, что, в свою очередь, сделало обязательным для политических деятелей появление на телеэкране. Кроме этого, растет функциональная значимость массовых средств информации, которые постепенно теснят «Монд» с прежних позиций; тем самым возрастает роль теленовостей в процессе распространения информации.
Господствующий тип производства и распространения информации, касающейся всех, сильно изменился в последнее время, что связано с эволюцией в отношениях между различными видами масс медиа; наиболее ярко это проявилось в трансформации процесса передачи информации, а также в феномене воспроизведения определенного сюжета разными средствами массовой информации. Первыми читателями являются сами журналисты, которые ищут интересные и злободневные темы, пытаясь проявить себя при освещении сюжетов, уже затронутых конкурентами. Они склонны преувеличивать ценность своих материалов, стремятся добавить «плюс» (как говорят сотрудники «Либерасьон») или найти особый угол зрения. Важная (и, следовательно, господствующая) информация должна быть признана в качестве таковой всеми средствами массовой информации и опубликована во влиятельных газетах. Некоторые издания обладают большей способностью делать данную информацию важной, нежели другие. Информация, появившаяся в «Канар аншене», будет замечена только читателями «Канар аншене» и не приобретет значительного политического влияния, если она не заинтересует другие издания. Если информация будет подхвачена очень респектабельной газетой, вроде «Монд» (как это произошло с «делом об алмазах»), то из простой «сплетни» она может стать важным политическим материалом и объектом полемики. А в случае ее попадания в программы теленовостей такая информация получает общегосударственное значение. Озабоченность любой газеты и журналистов появлением данного сюжета в разных средствах массовой информации связана с тем, что такой факт свидетельствует о признании в журналистских кругах (журналист испытывает чувство гордости, если он видит, что его информация была перепечатана другими изданиями (может быть более престижными), и рассматривает это как доказательство ценности опубликованного им материала). Следует учитывать и то, что политическая значимость информации зависит от ее воспроизведения в других средствах массовой информации, особенно в самых престижных или более эффективных. Это обеспечивает ей дополнительную прибавочную стоимость символического порядка.
Наиболее престижные средства массовой информации имеют больший вес в производстве информации, поскольку они более читаемы и их материалы часто перепечатываются другими газетами, а также потому, что они способствуют повышению престижа других изданий, которые перепечатывают их материалы. Долгое время существовала граница между массовой и «серьезной» прессой, которая порождала дискуссии в обществе. Рост значения аудиовизуальных средств массовой информации привел к исчезновению этой границы, и тем самым вызвал изменение принципов дискуссий по общественным проблемам и трансформировал структуру рынка мнений. Возможно, что именно это является причиной обеспокоенности тех, кто размышляет об эволюции журналистской профессии.
Перевод с французского Д.В. БАЖЕНОВА
Источник: Socio-Logos’96. Алманах Российско-французского центра социологических исследований Института социологии Российско Академии наук. — М.: Socio-Logos, 1996. — С. 208 — 228.