Текст  предлагает  критический  разбор  последних  работ  по социологии науки, использующих язык «акторов-сетей» и «гетерогенной инженерии». Проводится тщательный анализ того, как эти понятия представляются,  доказываются  и  используются  при  описании эмпирических исследований. Следуя этому критическому анализу, автор предлагает  социологическую  модель  научной  практики,  т. е. рефлексивную  и  соответствующую  современному  состоянию  знания  о микродинамике  исследовательской  деятельности,  которая  учитывает структурные  ограничения  научной  практики.  Из  множества варьирующихся  характеристик  выявленных  историей  научных  практик модель стремится определить некоторые константы.

Пьер Бурдьё - несомненно один из крупнейших социологов современности. Как во Франции, так и в Европе фигур, равновеликих ему, сегодня нет. По силе воздействия на свою эпоху П. Бурдьё сравнивают с Ж.-П. Сартром, называя «тотальным интеллектуалом» и подчеркивая тем самым широту его непосредственных интересов. На разных этапах своего творческого пути П. Бурдьё исследовал социальное воспроизводство, систему образования, государство, власть и политику, литературу, масс-медиа, социальные науки. Он не поддается одномерной оценке и менее всего подходит на роль идола. Он тот, кто будоражит умы, вызывает восхищение и надежду одних и бурный протест других. Обостренное чувство социального, критика, направленная против любых способов и механизмов доминирования: политического, экономического, культурного - вызывает сопротивление и отторжение со стороны попавших в зону его критики.

Вы открыли специальный выпуск альманаха Российско-французского центра социологии и философии, посвященный семидесятилетию выдающегося социолога Пьера Бурдьё. Здесь вы найдете как работы самого юбиляра, так и критические статьи, раскрывающие его концепцию.

Поскольку у нас нет возможности провести систематическое сравнение социологии Бурдьё с мыслью Дюркгейма, что потребовало бы целой историко-аналитической монографии, реконструирующей двойную –– социальную и интеллектуальную –– цепь многочисленных зависимостей, которая связывает их друг с другом и с их окружением, нам хотелось бы, в качестве пробного исследования, выявить четыре опоры, поддерживающие их общее основание: непримиримую приверженность рационализму, отказ от чистой теории и упорную защиту единства социальной науки, отношение к историческому измерению и к исторической дисциплине, и наконец, обращение к этнологии как к предпочтительному средству «косвенного экспериментирования».

Пытаться осмыслить, что есть государство, значит пытаться со своей стороны думать за государство, применяя к нему мыслительные категории, произведенные и гарантированные государством, а следовательно, не признавая самую фундаментальную истину государства. Такое утверждение может показаться одновременно абстрактным и категоричным, но оно будет восприниматься более естественно, если мы допустим, говоря языком доказательства, необходимость возвратиться к исходной точке задачи, но уже вооруженными знаниями об одном из важнейших видов власти государства — власти производить и навязывать (в частности, через школу) категории мышления, которые мы спонтанно применяем ко всему, что есть в мире, а также к самому государству.

Источник: S/L'98 Поэтика и политика. Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1999. — С. 271-291*.

Социальный космос Пьера Бурдьё — весьма странный мир. Одной из его особенностей является то, что он продуцирует «многочисленные представления о самом себе»[1]. Здесь очерчивается пространство, каждая частичка которого есть место дифференциации, точка зрения на целое, пытающаяся восстановить это целое полностью, но под специфическим углом зрения. Эти пучки представлений, организующих огромное количество одновременно связных и субъективных видений мира, являются для социолога совершенно отдельным объектом исследования. И действительно, социальные особенности (singularités) являются носителями видений мира только потому, что эти видения объективно составляют часть их собственного утверждения в социальном мире, которому они принадлежат. Эти особенности видят мир исходя из того места, которое в нем занимают, они говорят нам о том, чем является социальное для них, и в то же время они высказываются о том, что есть социальное в себе. Таким образом, социальное в себе не существует: оно лишь имя, данное взаимодействиям, в которые те действительно вступают и которые они описывают как могут, исходя из своей позиции.